Вера изгоев - Страница 99

Воины Пути пропустили госпожу к Повелителю без слов. Лена решительно вошла и замерла на пороге. Как обычно, в комнате Эрика на бешеной громкости ревел русский рок. Точнее говоря, на этот раз даже не рок, а металл. Вслушавшись, она узнала группу – “Катарсис” – и улыбнулась, самой сильно нравились некоторые их песни. Какие интересные слова в этой вещи…

Падшие ангелы рядом,
С лицами старых солдат,
Ждут одного лишь приказа –
Вернуться, вернуться назад.
Чтобы собрать все знамена,
Стрелы, обломки мечей,
Вновь пережить вместе Битву
Ста дней и ночей.

Мистер Гарвельт сгорбившись сидел в кресле, вцепившись руками в подлокотники. Белоснежные волосы закрывали лицо. Пальцы судорожно скребли по лакированной поверхности. Изредка по телу пробегала резкая судорога. Лена озабоченно закусила губу – так выглядят только люди, сходящие с ума от душевной боли. А в невидимых динамиках продолжал надрываться солист “Катарсиса”:

Верни им небо,
Тоску по дому утоли,
Посеребри путь
Звездной пылью
Верни им небо,
Хозяин Света и любви.
И в знак прощенья,
Дай вновь крылья

Из-под волос Палача виден был только подбородок. И по этому подбородку стекала вниз тонкая струйка крови. Он что, губу себе прокусил насквозь? Лена осторожно подошла ближе и уловила едва слышный хриплый шепот, почти стон: “Верни им небо…” Она вздрогнула – в этом шепоте было столько боли и тоски, что ей самой слезы на глаза навернулись. Господи, да о чем так тоскует это прожившее почти миллион лет бессмертное существо? Ей, наверное, никогда не понять…

Музыка смолкла, и мистер Гарвельт медленно поднял голову. Лена успела привыкнуть к его бельмам, ее не удивил их вид. Вздрогнула молодая женщина от другого – от нечеловеческой боли на мгновение глянувшей на нее из бездны. Человек не мог знать такой боли, человек ее просто не выдержал бы, мгновенно сойдя с ума.

Обратив внимание на то, что рядом кто-то стоит, Эрик мгновенно стал непроницаемым. Не заметил девочку, дурак старый! Как же это ты так опростоволосился, а, Палач? Стыдно, нельзя было давать ей видеть тебя в таком состоянии. Но, в конце концов, это значения не имеет. Увидела, так увидела. Проклятая душа никак не желала униматься, заставляя сердце заходиться от боли и отчаяния. Чего же тебе еще нужно, Господи? За что ты снова обрекаешь на все это? Почему позволил мертвой душе ожить? Ответов никто не дал.

– Добрый вечер, Елена Сергеевна! – голос Палача был безразличен, он казался самим спокойствием. – Присаживайтесь.

Однако Лена не поверила в его спокойствие, сама видела, что с ним происходило.

– Что с вами, мистер Гарвельт? – тихо спросила она, садясь в возникшее из тумана кресло.

– Со мной? – удивленно вздернулись его брови. – Ровным счетом ничего. Приношу свои извинения за то, что сразу не заметил вас, заслушался, уж больно песня хорошая попалась.

– Неправда… – глухо возразила Лена, уставившись в подобие полупрозрачного пола под ногами. – Я видела.

– Вы видели то, что вам видеть не следовало, – досадливо скривился мистер Гарвельт. – Извините еще раз. И забудьте.

– Но вам было больно!

– Моя боль – это только моя боль. Она никогда и никого не интересовала, так всегда было и так всегда будет. Она останется только со мной. Больше говорить об этом я не хочу, забудьте.

– Хорошо… – согласилась Лена, задумчиво смотря на него.

Однако понимала, что не забудет. Палач впервые предстал перед ней не воплощением бездушной силы, а живым, страдающим человеком. Пусть нечеловечески сильным и бессмертным, но все равно страдающим. Молодая женщина и сама не знала почему ее так тянет к нему. Но теперь поняла, что эта тяга зародилась в тот момент, когда увидела мистера Гарвельта на пороге дома. Испугалась, но одновременно потянулась к странному человеку, так похожему на покойного Виктора. Наверное, вначале сыграло свою роль это сходство, но потом Лену постепенно начал очаровывать сам Эрик. Его вечная отстраненность, как ни странно, только интриговала и заставляла больше думать об этом странном существе. И вот теперь его боль. Слишком привык быть один и никому не доверять? Или что? Что ж, Лена понимала, что трогать чужую рану ни в коем случае нельзя. Да и человеческие чувства, та же любовь, вряд ли ему нужны. Палач – и этим все сказано.

– Я вот о чем хотела поговорить, мистер Гарвельт, – взяла себя в руки молодая женщина.

– Можно просто Эрик, – мягко улыбнулся он.

– Тогда и вы называйте меня Леной.

– Договорились, – откинулся на спинку стула Палач, добывая из воздуха два больших бокала с чем-то спиртным.

– Зачем? – спросила Лена, показав на бокалы.

– Просто так, – рассмеялся Эрик. – Ни на меня, ни на вас спиртное толком не действует, максимум, легкое опьянение на пару минут. Потом пройдет. Метаболизм слишком быстр.

– Ясно, – тоже рассмеялась она. – То-то я думала почему столько выпила в ресторане, а ни в одном глазу.

– Вот именно потому.

– Но ладно, – вздохнула Лена. – Вернусь к нашим баранам. Насколько я знаю, “Гарвельт Индастриз” постепенно берет под контроль все больше корпораций?

– Да. Несколько сотен дочерних компаний также занимаются этим.

– И иерархи не мешают? – прищурилась молодая женщина, отпивая глоток виски.

– Пытаются, – иронично ухмыльнулся Эрик, следуя ее примеру. – Да только не слишком получается.

– Но этого мало, – наклонилась вперед Лена, – очень мало. Большая часть населения Земли исповедует навязанный иерархиями культ денег. Пусть даже неосознанно. Так?